Роксолана - Страница 261


К оглавлению

261

Все наше достоинство и наше спасение — в мысли, в разуме. Только мысль, разум возвышают нас, а не пространство и время, которых нам никогда не удастся ни одолеть, ни заполнить. В этом отношении Роксолана стоит выше Сулеймана, который состязался с пространством и временем, тогда как она состязалась только со своими страданиями и единственным оружием для этого у нее были мысль, разум!

А как говорил Паскаль, следует преклоняться и перед теми, кто ищет истину, даже вздыхая.

Шестнадцатое столетие для нас — это Сикстинская капелла Микеланджело и «Мона Лиза» Леонардо да Винчи, Реформация и Крестьянская война в Германии и «Утопия» Томаса Мора, великие географические открытия и бесчисленное множество технических изобретений, знаменовавших приход эры прогресса. Однако нельзя забывать, что автора «Утопии» английский король Генрих VIII казнил за то, что тот стал препятствием в его очередной женитьбе, немецкая Реформация закончилась тем, что Лютер предал простой люд, отступив от него в решительную минуту, а рядом с могучими, полными жизни творениями Микеланджело, Леонардо, Тициана и Дюрера тогда же появились мрачные видения Иеронима Босха, которые смогли растревожить даже черствую душу Филиппа Испанского, а Брейгель Старший, или Мужицкий, в своих удивительных картинах откровенно издевался над бессмысленной суетой окружающей жизни, высмеивал ничтожную мелочность, но даже этому уходящему корнями в простую жизнь фламандцу становилось жутко в те жестокие времена безысходности и безнадежности, и тогда он писал такие картины, как «Слепые», где в нескольких фигурах, охваченных отчаянием, изображено словно бы все человечество, которое вслепую мчится, спотыкаясь, неизвестно куда и зачем.

Когда мы сегодня говорим, что XVI столетие было столетием титанов, то вынуждены признать, что титанизм этот проявлялся, к сожалению, не только в свершениях полезных и плодотворных, но и в преступных. Шекспиру, который своим гением призван был завершить эпоху Возрождения, не нужно было выдумывать ни кровавых королей, ни королев, которые не могли отмыть рук от человеческой крови, — для этого достаточно было оглянуться вокруг. Скажем, прототипом леди Макбет могла стать любая из тогдашних королев Англии или Шотландии — Елизавета, Мария Тюдор или Мария Стюарт.

Современники, привыкшие к жестокости и коварству властелинов, становились слишком легковерными, когда речь шла о преступлениях и убийствах. Не имея точных свидетельств, не надеясь на установление истины, иностранные послы, путешественники, летописцы, полемисты лихорадочно хватались за любые слухи, становились жертвами малозначительных и не очень достоверных пересудов. Так из неопределенности, таинственности, сплетен и поклепов, которыми очень плотно была окружена фигура Роксоланы во время ее жизни, уже для современников, в особенности же для потомков, эта женщина предстала не только всемогущей, мудрой и необычной в своей судьбе, но и преступной, этакой леди Макбет с Украины. Этому способствовали непроверенные, а порой и просто выдуманные донесения из Царьграда венецианских послов Наваджеро и Тревизано, письма австрийского посла Бусбега, сообщения французского посла в Венеции де Сельва, лишенная какого бы то ни было научного значения компиляция бургундца Николая Моффанского, изданная во Франкфурте-на-Майне в 1584 году, и иллюстрированный труд Буасарда «Жизнь и портреты турецких султанов» (Франкфурт-на-Майне, 1596).

Мы не удивляемся османским историкам Али-Челеби (XVI ст.), Печеви и Солак-заде (XVII ст.), которые свободно и пространно пересказывают непроверенные слухи о коварстве Роксоланы, потому что не в традициях мусульманских компиляторов было доискиваться истины тогда, когда речь шла о женщине, да еще и чужестранке. Известно же, что когда складывается какая-нибудь традиция, ломать ее уже никто не хочет. Уже в 1979 году в Стамбуле вышла книга Зейнеп Дурукан «Гарем дворца Топкапы», где автор снова рисует Роксолану-Хуррем как женщину коварную и жестокую, хотя, правда, и пытается объяснить эту жестокость стремлением спасти себя и своих детей.

Европейские писатели не отошли от этого устаревшего взгляда на Роксолану, и еще польский поэт Самуэль Твардовский (1595–1661) в своей поэме «Великое посольство» повторил все обвинения против Роксоланы, а ведь мог бы опровергнуть хотя бы некоторые из них, воспользовавшись своим пребыванием в Стамбуле.

О Роксолане написали романы немецкий писатель Йоханнес Тралов и финский — Мики Вальтари. У Тралова Роксолана почему-то стала дочерью крымского хана, которую захватили в плен запорожские казаки, а уже от них она попадает в гарем турецкого султана. Роман, собственно, сплошь строится на таких анахронизмах и странных выдумках и потому не заслуживает серьезного внимания.

Вальтари в своих исторических писаниях вообще увлекается ужасами, а еще больше пренебрежительным отношением даже к известным историческим источникам. Это он продемонстрировал, например, в своем историческом романе «Египтянин Синух», в котором от известного в науке папируса Синуха не осталось ни малейшего следа, зато царит неудержимая и неконтролируемая авторская фантазия. То же самое Вальтари сделал и с Роксоланой, изобразив ее уже и не просто леди Макбет с Украины, а настоящей ведьмой с Лысой горы.

Писания украинских авторов разных времен также не очень помогли мне установить истину. Там тоже господствует незадокументированная выдумка, правда, характера уже сплошь апологетического: Роксолана изображается чуть ли не святой, она борется за свободу родной земли, добивается у султана прекращения татарских набегов на Украину (на самом же деле их было свыше 30 за время ее господства), расширяет и укрепляет Запорожскую Сечь (на самом же деле Сечь возникает только после смерти Роксоланы) и т. д. Все это унижает и самое Роксолану, и ее неудачных восхвалителей.

261